В тексте жития более "сильной" сценой, той сценой, которую хотелось поставить, мне казался не известный эпизод с вложением перстов в тело воскресшего Господа, а, эпизод с построением палат индийскому царю. У меня были сомнения относительно этой сцены (в ней снова проявляется католический дух текстов Дмитрия Ростовского - получается, что царь за спасение заплатил деньгами, да еще и с братом поторговался), но структурно было бы очень красиво. Однако протагонистка рассудила иначе - спасибо ей и слава Богу.
Поскольку подготовиться толком я не успел, пришлось евангельский текст изучать прямо в группе. Так и родилась "идея восьми дней" - изучить психологическое состояние Фомы в те 8 дней, когда он слышал от других учеников о Его Воскресении, но сам Господа еще не видел. Конечно, искушение поставить фигуру Иисуса и тем оправдать перенесенные Фомой страдания было велико, но я еще раз убедился в том, что мое собственное табу на введение Бога в агиодраме абсолютно справедливо. Как это не парадоксально, восторг Фомы от очевидности Воскресения протагонистке был бы не полезен. Тут вся суть в том, чтобы молиться Тому, Чье существование не оче-видно, надеясь а то, что Он откроется, но без каких-либо гарантий. Чтение Евангелия в качестве ресурса - полезная техническая находка, впредь надо его всегда иметь с собой, но не в протестантском переводе с английского
Впрочем, лично для меня самым впечатляющим моментом драмы был даже не этот длинный восьмидневый путь Фомы, а то, как протагонистка "попала" в мои представления об апостолах (Петр и Иоанн) и Марии Магдалине. Даже "фарисей", по переживаниям игравшего эту роль участника группы, оказался Савлом - будущим ап. Павлом. Это впечатляет тем более, что в группе мы никак апостолов не характеризовали, все получилось спонтанно.

***

По поводу моих обещаний. Семинаристские лекции по агиографии Бездетко Е.В. - тут. Поднявшись на уровень выше, можно найти огромный объем материала в формате mp3 - догматическое богословие, патрология, история религий и проч. и проч.
Кому обещал жития Дмитрия Ростовского - напишите мне в личку, вышлю архивом в формате .doc.
Житие Петра и Февронии найду и вывешу в ближайшее время.

Обращение к Фоме, тем более доставшаяся мне в процессе Агиодрамы роль Фомы, оказалось мощнейшим продолжением.

Фома действовал во мне в нескольких больших направлениях.

Первое - про веру. Здесь сложилось впечатление, что Фома - эдакий овеществитель веры. То есть, часто мы начинаем слишком отделять земное и небесное. Верить не видя - рождает не только какую-то незагрязненность землей и упрямую устойчивость веры. Когда не нужны никакие подтверждения. Когда она есть там. И та, которая здесь, тоже там, она только опосредованно влияет на здешнюю жизнь.

А потом то, что здесь, вообще перестает быть важным. И я вроде как отбываю здесь наказание. Имея земное, живу, чтобы отречься от него. Будто бы я живу, как мертвая. Смысл жизни, как и вера, там, за чертой жизни.

Это вызывает сопротивление. Потому что вроде как зачем тогда я родилась, если нужно только то, что Там. А то, что Здесь, надо просто перетерпеть. Либо, если я начинаю сосредотачиваться на земном, моя вера перестает быть со мной в связи.

Фома проявился для меня как материлизатор веры. Это в описаниях и житиях все время подчеркивается. Таким образом, моя нужда в соединении смыслов земного и небесного в смысле веры была удовлетворена. Опять важными стали происходящие в Яви чудеса. Небо снова стало материальным.

Второе. Про любовь размышления идут в том же направлении. И тоже важны для меня. Земная и небесная любовь последнее время были для меня тоже сильно разобщены. Небесная Любовь, пусть даже направленная на земного мужчину, стала для меня слишком небесной последнее время. Даже возникало сравнение, что я люблю как вдова. Это было похоже на то описание любви, которое сделала в процессе Агиодрамы Мария Магдолина. Он умер, но моя Любовь жива все равно. Много лет назад мне тоже необходимо было к этому прийти. А теперь из роли Фомы переживалась еще раз та самая потеря, когда он, материальный, был смыслом, настолько большим, что когда материальное утратилось, это вызвало непереносимую боль и отчаяние. Тогда я, как Мария Магдолина в нашем действе, отделила свою Любовь от земного. И она стала существовать сама по себе, Там. Но мой Фома отвечает сейчас Марие: "Он ведь Жив!". В смысле, Христос жив сейчас. Он воскрес. И что она намерена теперь делать со своим вдовством?

Пожалуй, пережитый в роли Фомы еще раз тот же самый опыт, который был тогда в моей собственной жизни, самое важное, что должно было произойти со мной сейчас. Тогда, много лет назад, я в своем отчаянии просто начала верить, как сумасшедшая, что он жив, что я смогу в этом убедиться, когда-нибудь дотронувшись до его материального тела.

Но до сих пор, вернее, до самого возвращения туда через Апостола Фому, моя Любовь оказывалась разделенной на земную и небесную. Это давало ощущение спокойствия и непривязанности. Но это очень отделяло от мира. Как раз за несколько дней до Агиодрамы по Фоме я очередной раз внезапно ощутила свою собственную появившуюся еще тогда, давно, непричастность земному, свое бессильное безразличие. Любовь вообще, любовь к миру стала к миру непричастной. И Фома в этом снова стал материлизатором. Вернул моей жизни жизнь. Конечно же снова нахлынула боль этого мира. Но я жива. И я здесь.

Недавно, как раз вечером во вторник состоялась дискуссия по поводу Экхарта. О том, как важно отречься от земного, стать свободной и непривязанной к миру. Я считаю, что это не так. Богом данная жизнь здесь, ежесекундно переживаемый опыт этой жизни - в этом огромный смысл. Один мой друг сказал: "Пока я ем кашу, глупо отбрасывать ложку". Земное не менее важно, чем небесное. Другое дело, небесное тоже должно быть плотным образом здесь.

На мой взгляд, именно это, именно эту необходимость и связь обеих составляющих: земное и небесное, принес Фома.

Непосредственно агиодраме предшествовала моя маленькая личная психодрама, посвященная мучившему меня внутреннему конфликту между "жизнью страстями и яркими эмоциями" и " повседневному существованию", ставшая своего рода запросом к Фоме.

Мной была выбрана та самая, ставшая хрестоматийной, сцена, когда после долгих дней сомнений Фоме является Христос и объявляет его "верующим". Поскольку самого Христа не было, Его ощущение было опосредовано и передано через апостолов Петра и Иоанна, Марии Магдалены и безымянного фарисея, а также зачитанных вслух тех самых волшебных слов из Евангелия (пусть даже и в переводе с английского)
Для меня, как для протогонистки, было удивительным, что переживание одного и того же События в один и тот же момент времени могут быть настолько разными- крепкая и без сомнений вера Иоанна, разочарование Петра, кроткая и полная веры любовь Магдалены. Боль, отчаяние, сменяющиеся тупым оцепенением я пережила в роли Фомы. Когда из жизни уходит Чудо, Высший Смысл, Высшее Служение, Мир становится пустым и бесформенным, и именно так я и чувствовала себя- пустой и бесформенной. И даже когда все остальные Увидели, Уверовали, для меня их слова были неприятны и болезненны. потому как все, что они говорят - не правда, а если и правда, то.... я хуже, я недостойнее остальных, Он ведь мог явится и мне тоже. Я хочу увидеть сама, своими глазами. Я не могу не сомневаться, я не могу поверить, пока я не увижу. В роли Иоанна я видела, как мне казалось, причины мучившей меня боли- тщеславие, эгоизм, внутреннюю детскость и отсутствие внутреннего стержня, а также веру, что я, как Фома, дойду, увижу и поверю.
В конце драмы чудо произошло- он увидел не видя, поверил, не ощущая. И теперь для меня, как реального и обычного человека, становится главным вопрос- жизнь без веры невозможна, но как поверить без очевидного присутствия. Кто-то из участников сказал- Вера, она или есть, или ее нет. Но как ей быть, если нет живого и очеловеченного Бога, который бы сказал- вот, на, посмотри и потрогай. Как верить, если Его непосредственное ощущение утрачено? Как молиться без всякой надежды быть услышанной? Возможно, что мое желание страсти и новых ощущений- это следствие утраченной веры, как некое воспоминание о божественном горении?

На следующий день после агиодрамы мне приснился сон, в котором ничего особенного не было. Но почему-то я проснулась с ощущением, что чудо вернулось. Уж не знаю, к чему это...