Кто воцерковит Юнга?

Шутов Р.В., к.ф.н., доцент кафедры социального управления, права и политологии

Статья опубликована в журнале "Юнгианский анализ", №1, 2010

Психология коренится в философии. Как философ, Юнг известен. Можно ли говорить о религии Юнга? Религиозна ли аналитическая психология? В статье автор пытается понять соотношение принципов аналитической психологии с догматикой буддизма и православия.

Psychology is grounded on philosophical maxims. Jung is famous as a philosopher. Can we're speak about religion of Jung? Is religious an analytic psychology? In article autor tryes to understand correlation between maxims of an analytic psychology with dogmatic of Buddhism and Orthodoxy.

Выходит как-то Юнг из башни слоновой кости, а на него проповедники как накинутся, и ну давай проповедовать один другого краше. - К нам давай, у нас самые оранжевые одежды! А другие - к нам давай, говорят, - мы лучше всех песни поем, а третьи молвят: «Не слушай никого, даже себя самого».

Слушал их Юнг, слушал, а потом как нырнет в коллективное бессознательное, да давай в них оттуда Тенью европейского мышления кидаться. Едва ноги унес.

Скромная дань Даниилу Хармсу.

Все началось с недоумения. Как и от кого я услышал замечание, что в среде аналитиков, симпатизирующих буддизму, бытует мнение о том, что христианство культивирует подавленность и страдание, - отдельная история. Кажется, так же не заслуживает внимания цепь рассуждений, опровергающих такое мнение, и, более того, выходящих на парадокс, касающийся содержания благородных истин (лишь избавляющих от страдания, но не дающих ничего взамен) в сравнении с заповедями блаженств. – Представляется более занимательным расследование причин, побуждающих буддиствующих аналитиков склоняться к подобного рода мнениям.

Ответ (каким я его сейчас вижу) пришел не сразу. Воспроизведение того пути, по которому я к нему пришел, считаю довольно запутанным, поэтому начну с довольно «посторонних» выкладок о взаимодействии науки о душе с духовными учениями и духовными практиками. Психология, философия и религия по сей день остаются в сравнительно высокой степени сепарированными друг от друга, а по случаю соприкосновения меж собой, руководствуются принципом толерантности, если не вступают друг с другом в конфликт. Моя душа в этом аспекте – не исключение. Впрочем, не могу здесь удержаться от выражения радости по поводу выхода в свет спецвыпуска московского психотерапевтического журнала (№3, 2007), посвященного православной психологии, добрая половина которого отведена под методологические вопросы.

К сожалению, для православия таких попыток до невыносимости мало. Чего не скажешь о восточных веяниях, которые, подобно осеннему сквозняку, проникают через щели незаконопаченной русской пятистенки. И на то есть основания. Ситуация в отношении психологии напоминает славные боевые 90-е, когда шел передел собственности в экс-СССР. Наука,  руководствуясь позитивистскими идеалами, лишила себя защитных средств от идеологизации. Особенно беззащитными оказываются гуманитарные  дисциплины, куда идеология может проникать наиболее беспрепятственно.  Впрочем, с древних времен наряду с физикой известна метафизика, наряду с  химией - алхимия, а наряду с психологией сосуществует парапсихология.

Гуманитарные науки оказываются в парадоксальном положении. – С одной стороны, прикладываются все силы, чтобы вытравить из себя веру (дабы не соприкоснуться с религией) и идеалы (дабы не соприкоснуться с философией), но с другой, именно в этом положении они и оказываются уязвимыми для мистификции и идеологизации. Так, если отечественная психология в свое время носила оберег в виде пентатоники и исповедала исключительно марксизм, то далеко не каждая зарубежная школа могла похвастать подобными покровителями. Впрочем, некоторые школы, приняв западный вариант антидота против мистификации – позитивизм (бихевиоризм, когнитивизм), все же не уцелели от идеологических нападок (как правило, глобализационно-либеральных).

Гуманистическое направление со своих истоков испытывает влияние философии экзистенциализма, которая сама по себе довольно мистична, чтобы позволять влиянию других течений. Гештальт-психологи сравнительно часто понятие инсайта объясняют через «сатори» буддизма.

При таком «покровительстве» Большими Братьями психологических течений, аналитическая психология  оказывается идеологически бесхозной. К тому же сами приверженцы данного  направления склонны к мистификации, говорят об энергиях, используют в работе  мандалы ... – как же тут устоять от эзотерической поддержки? Тем более, что с точки зрения "истинных"  ученых (ученых-позитивистов) аналитическая психология - это "предательская" наука. Именно  Юнг привносит в науку «заразу» антикаузальной синхроничности, нелогичной  символичности, наконец,  мистической алхимии. Если Фрейд еще как-то заботится  об аргументации своих  позиций, строит свои рассуждения логически (ведь даже бессознательные ассоциации  все равно подчинены логике), … вот разве что вводит  странное "либидо", которое потом  заменяется более понятными европейцу Эросом и  Танатосом; то Юнг пишет  даже  не как философ (по крайней мере, как философ,  который откуда-то  раздобыл  иммунитет к картезианскому соблазну эпохи  Просвещения), он пишет,  скорее,  как мистик. Мистик не нуждается в  доказательствах, ибо то, о чем он  пишет,  основано на его собственном, причем очень сокровенном опыте.  В большинстве своем аналитическая литература имеет до бесстыдства (перед настоящей наукой) малые  библиографические списки в  сравнении с  равными по объему работами психологов  других направлений. Порой такие работы напоминают  ... работы богословов, где главная Книга и так  всем известна, ссылки идут на Ее пронумерованные стихи, равно как CW в аналитических текстах перекрывает остальные позиции.

Итак, аналитическая психология оказывается в положении "гадкого утенка" в  корпусе психологической науки. Справедливости ради, надо отметить, что в таком  же положении оказывается большинство терапевтических направлений, однако у  многих из них есть идеологическая «крыша»  - феноменология,  экзистенциализм,  структурный функционализм и другое. Да и в области  философии Юнг как-то не приживается, - то его за компанию с Фрейдом причисляют к психоанализу, иногда, что справедливо, выделяют в отдельное направление, а иногда и вообще не признают нем философа [http://jungland.ru/node/3697].

«Несостоятельность», «бездомность» аналитического направления ни как  психологической «реки», ни как философского «моря», - естественным течением вымывается дальше, - в «океан»  религии. И здесь юнгианцев встречают с распростертыми руками те, кто давно  идет в обратном направлении, - стремятся позиционировать себя не как религию, а как учение, а еще лучше - науку. Особенно как науку о том, что есть на самом деле реальность, об истинном самопознании. Речь идет о буддистах.

Наиболее показательным примером актов духовного покровительства аналитической психологии является книга "Психология Юнга и буддизм" Радмилы Моаканин. Ее видит ряд сходств между аналитической психологией и буддизмом:

-        в методе самопостижения, - и там и там человек вступает в рассудочный  контакт со своими иррациональными частями («Они позволяли своему  бессознательному беседовать с ними в тишине и терпеливо выслушивали его  сообщения, уделяя им все свое внимание самым серьезным образом»);

-        сходства бессознательного с донным сознанием (правда над которым целый  ряд других пластов) и самой направленностью на расширение сознания.

-        сходства индивидуации с тягой к просветлению.

-        цель буддиста «заключается не столько в растворении  эго, сколько в растворении ошибочного видения, ложного образа эго». Но при  этом само «Я» у буддистов понимается как анатман, т.к. не-душа, как  отсутствие Эго. Таким образом, буддист, вроде бы и не растворяет свое Эго, а приходит к выводу (подчеркнем, что это рассудочный процесс), что Эго у  него просто нет.

-        в обоих учениях Р. Моаканин видит исцеление от страдания.

В приведенных «сходствах», курсивом я пометил моменты, которые представляются спорными и, более того, демонстрируют поверхностное знакомство автора с основами аналитической психологии. В процессе чтения книги, создается впечатление, что Радмила Моаканин очень хотела, чтобы оба ее увлечения слились в одной. И в то же время, мне трудно поверить, что автор сознательно ставила целью ввести аналитическую психологию в пенаты Будды (хотя заказ на книгу был именно со стороны ламы Тхубтен Иеше).

К радости, это не единственная книга, проводящая параллель между буддизмом и аналитической психологией. Работа И.Я. Ефимовой «Карл Густав Юнг и древнеиндийская философия сознания» отвечает всем требованиям стандарта отечественной науки. Работа уже не ставит целью проводить только параллель (автор находит их между понятиями коллективного бессознательного и алая-виджняна, методологический принцип коррекции восприятия и трансформации сознания), но и выявлять различия.

В обеих книгах красной нитью проходит идея о привлечении в европейскую традицию восточной практики. В этом контексте роль К.Г. Юнга в психологии можно сравнить с ролью А. Шопенгауэра в философии, которого считают начинателем неклассического направления. Восток оказывается той неисчерпаемой сокровищницей, откуда можно черпать новые идеи в чрезмерно рационализированное пространство Европы. Причем, наряду с обычными богатствами может попасться неприметная лампа, в которой живет могущественный джин. Символизм и интуитивизм – вот громадный ресурс, способный обогатить идеями иссушенные картезианством и позитивизмом гуманистические теории.

Но этот джин может быть не добрым, а злым. «Что немцу хорошо, то русскому смерть». Если в Европе, где религия уже давно секуляризирована и благодаря схоластам, а потом протестантам рационализирована, действительно существует дефицит символичности и интуциции; то в России такого дефицита до известных пор не было. – Православие не может быть расценено как европейская религия, но, наоборот, скорее восточная. Поэтому для России (расположенной в двух частях света) попытка привнести восточное мышление выглядит, по меньшей мере, нелепо. А для православных россиян это может быть расценено как интервенция буддизма («со своим уставом в чужой монастырь»).

Впрочем, россиянам к таким интервенциями не привыкать. В упоминаемые выше лихие 90-е уже приезжали белые братья, кришнаиты, Аум Синрике и другие. Православие, слава Богу, выстояло и даже укрепило позиции. Есть надежда, что и русское аналитическое сообщество выстоит против наложения чужеродной восточности на родную, византийскую ментальность. В заключение, лишь в качестве обозначения возможного направления мысли для православного аналитика, приведу некоторые соображения в ключе православия.

Так, можно предположить, что до грехопадения коллективное бессознательное было  коллективным сознанием. - Адаму была дана суть вещей (иначе Господь не дал бы ему  послушания давать имена животным). Возможно, Адам (человек) понимал язык животных (иначе требуются  дополнительные пояснения диалога Евы со змеем). Отношение Адама к Еве было таким, что он чувствовал ее как  продолжение самого себя (что может быть истолковано как отсутствие  Эго- границ, столь ненужных при отсутствии зла в социуме; может  быть, память об этом общении аккумулирована в Аниме и Анимусе). Общение Адама с Богом было непосредственным (возможно, память  об этом общении аккумулирована как Самость).

Сам процесс трансформации коллективного сознания  в бессознательное начинается от обольщения Евы (быть  как боги магическим, иррациональным путем). Суть обольщения состоит в затмении сознательного сладострастием, - подмена сознательного бессознательным. Отметим, что все же не это событие венчает грехопадение, но все же уже после него у Адама и Евы «открываются глаза» на собственную  наготу, - они уже стыдятся друг друга (ощущая собственные Эго-границы и опасность другого для себя), уже нуждаются психологических защитах. Но Адам еще слышит голос  Бога, - еще есть возможность покаяться, однако, вместо исповеди и  покаяния, Адам усиливает защиту, сваливая ответственность на Еву, а та -  на змея, что в аналитическом ключе может быть истолковано как гипертрофирование Эго и оттеснение Самости. Кажется, именно так можно определить гордыню в аналитическом ключе. Такая трансформация требует терапевтического вмешательства - Божественной епитимии. Человек, познавший зло, был бы  губительно опасен для всего живого на земле с теми знаниями, которыми он располагал.

Однако особая жизнь приводит к обратной трансформации – коллективного бессознательного в сознательное, индивидуация. В православной традиции такой процесс именуется спасением, а спасшиеся – святыми. Кроме святых особого почтения заслуживают младенцы (их безгреховность), что позволяет сделать догадку о более тесном  контакте младенцев к первобытному мышлению, блаженному  состоянию. Также наряду с младенцами православная традиция чтит старчество, с присущей ему прозорливостью и провидением, которое вероятно является особым даром Божиим, позволявшим в определенной  степени вернуться к первобытному мышлению.

Сама Церковь может быть понята как зачаток коллективного сознания (евангельская «закваска»),  мистическим образом создаваемого людьми при помощи Христа.  Воцерковленность человека становится инициацией, делающей его  причастным к коллективному сознанию, насаждению семени, способного породить райское дерево (начаток иного,  коллективного мышления). В этом плане сеть Интернет может быть  осознана как бесовская пародия на Соборность людей, - Церковь  воссоединяет и исцеляет, а Интернет (даже принято писать с большой  буквы!) индивидуализирует и дезинтегрирует.

Приведенные соображения призваны лишь обозначить путь дальнейшей проработки православного осознания аналитической психологии, и, наоборот, аналитического понимания православия. Основная цель этих выкладок и статьи в целом – предложить альтернативный путь обогащения европейского мышления восточными практиками. Если протестант-немец действительно нуждается в буддизме, как в чем-то новом (или хорошо забытом старом), то православный русский и не особо нуждается в этом новом, а скорее готов ассимилировать «несостоятельный и бездомный» аналитический подход, как в свое время сама идея, принесенная из Византии, благополучно прижилась со славянским язычеством.