Память 19 марта

Некто Полемий, муж знатного про­исхождения, вместе с сыном сво­им Хрисанфом переселил­ся из Александрии в Рим. Здесь он был принят с честью и удостоен императором сенаторского сана. Желая дать образование Хрисанфу, Полемий отдал его в философскую школу. Любознатель­ной и весьма разумной юноша Хрисанф, с ревностью изучая различные науки, случайно нашел книги Нового Завета; вниматель­но прочитывая и углубляясь в их смысл, Хрисанф так размышлял:

– До тех пор тебе подобало, Хрисанф, изучать языческие писания, полные тьмы, пока ты не познал истинного света, которого одного и держись. Ибо не разумно было бы возвращаться от тьмы к свету. Ты погубишь труды учения, если отвергнешь плоды этих трудов. Плоды же трудов подают­ся от Бога ищущим их. Ибо так повелевает Сам Бог, как ты и читал в книгах Нового Завета: «просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Лк. 11:9), Если же захочешь оставить то, что искал и нашел, то ты будешь подобен несмыслен­ным и безумным людям. Итак, твёрдо держись того, чего подобает держаться всем умом, дабы не лишиться добровольно с таким трудом приобретен­ного блага: ты нашел золото и серебро, нашел драгоцен­ной камень. Ибо ты искал с тем, чтобы найти и для того нашел, чтобы воспользо­ваться приобретен­ным: итак, смотри. чтобы у тебя не было отнято приобретен­ное тобой сокровище.

Размышляя таким образом, Хрисанф искал, кто бы научил его Боже­с­т­венному Писанию. И как вначале был слышателем премудрости риторской и философской и ученик учителей премудрейших, так теперь желал найти учителей некнижных, каковы были некогда Апостолы Христовы, некнижные рыбари, приведшие однако в познание Христово весь мир. «Видя смелость Петра и Иоанна и приметив, что они люди некнижные и простые, они удивлялись, между тем узнавали их, что они были с Иисусом» (Деян. 4:13); Таких учителей и искал прилежно премудрой юноша Хрисанф, ибо читал у Апостола, которой говорит: «Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости» (1 Кор. 1:20–21; срав. Ис. 33:18).

Так в себе размышляя и разыскивая христианского учителя, Хрисанф узнал про одного христианина, по имени Карпофора, что он весьма сведущ в Боже­с­т­венном Писании; этот Карпофор жил, или лучше сказать скрывал­ся из-за гонения – в некоей пещере, на одном никому неизвестном месте. Услыхав об этом христианине, благо­честивой юноша весьма обрадовал­ся и усердно умолял сообщив­шего ему об этом христианине, чтобы он показал ему то место, где живет тот человек Божий.

Узнав об его местожитель­стве, Хрисанф пришел к Карпофору, саном пресвитеру и был научен им Боже­с­т­венному Писанию и вере христианской; часто к нему приходя, он получал от него наставление на путь спасения. Наставля­емой пресвитером Карпофором, Хрисанф в несколько месяцев постиг тайны Боже­с­т­венного Писания и затем принял от него святое крещение. И настолько утвердил­ся Хрисанф в христианской вере и утвердил­ся в любви ко Христу, что по истечении семи дней от крощения своего, открыто начал проповеды­вать в народе Христа Сына Божия. Услыхав об этом, некоторые из знатных род­с­т­вен­ников Хрисанфа сказали отцу его:

– Смотри, на тебе будет вина и с тебя взыщет­ся за то, что дерзает делать твой сын, ибо он злословит богов, некоего же Христа признает истинным Богом; и если слух об этом дойдет до царя, то из-за него ни тебе, ни нам – род­с­т­вен­никам его – не будет это прощено, и мы все лишимся царской милости. Ибо кто смеет говорить такие хульные речи на богов, тот тем самым являет­ся противником царских законов.

Разгневав­шись на Хрисанфа, Полемий затворил сына в мрачной и смрадной темнице и морил его голодом, только вечером выдавая ему небольшое количе­с­т­во пищи. Блажен­ной же Хрисанф считал для себя ту темницу и голод не как наказание, но как обучение в посте, безмолвии и скромности христианского жития и радовал­ся своему тёмному и тесному жилищу более, чем просторным и светлым палатам.

Узнав об этом, домашние и род­с­т­вен­ники дали такой совет Полемию:

– Если ты хочешь отвратить сына от христианской веры, то сделай так, чтобы он пребывал на свободе и пользовал­ся удоволь­ствиями. Найди ему красивую и умную девицу и сочетай его с ней браком, и он тогда позабудет о христианстве. Темницу же, узы и голод, которыми ты мучишь Хрисанфа, христиане вменяют себе в славу и честь, более чем в мучение.

Слыша это, Полемий приказал приготовить роскошную палату, украсить в ней стены дорогими обоями, поставить в ней драгоцен­ную постель и приготовить там всё для веселья и удоволь­ствий. Выведя затем сына из его темного затвора и облекши его в дорогие одежды, Полемий привел его в ту палату. Избрав затем из сво­их рабынь самых красивых девиц и одев их в роскошные одежды, Полемий затворил их в той палате с сво­им сыном, строго наказав при этом девицам, чтобы они всячески старались прельстить Хрисанфа на плотскую сладострастную любо­вь, от Христа же отвратить его. И подавались в ту палату в изобилии всякая пища и наилучшее вино, – а девицы те пели перед святым Хрисанфом любо­дейные песни, плясали перед ним, говорили бесстыдные слова, всеми способами стараясь уловить в любодеяние и плотские удоволь­ствия душу блажен­ного юноши.

Юноша же Хрисанф не как юноша, но как испытанной муж относил­ся к играм и соблазнам тех девиц и, находясь среди сетей, оставал­ся неуловля­ем. В этой борьбе он показал себя непобедимым во­ином Христовым, отказавшись совершен­но от вкусных кушаний и сладких напитков; на девиц же тех смотрел как на аспидов, избегая прикосновение к ним, как к змеям, и пребывал все время в молитве. Когда же ему было необходимо подкрепить себя сном, то он ложил­ся на земле без постели, а соблазни­тель­ные и бесстыдные слова девиц считал как бы стрелами и щитом веры отражал их от себя, взывая к Богу:

«Возьми щит и латы и восстань на помощь мне; обнажи меч и прегради путь преследу­ю­щим меня; скажи душе моей: «Я – спасение твое!» (Пс. 34:2–3). Кто борьбу эту, которую воздвиг на меня диавол, возможет одолеть, если только не одолеет и не победит Твоя десница. Прельщает­ся тот, кто думает своею соб­с­т­вен­ною силою одолеть плотскую страсть и соблюсти целомудрие, если только пламень плоти не будет погашен дождем Твоего мило­сердия. Не может душа достигнуть Тво­их селений, если Ты Сам не доведешь ее туда, ибо плотская страсть как бы некоторой пронырливой зверь, скрыва­ю­щийся в пустыне житейской суеты на погибель душ человеческих, и если кто убежит зубов его, то должен возда­вать от всей души благодарение Богу своему Спасителю, ибо чрез Тебя мы избавля­емся от таковой пагубы. Так и цело­мудрен­ной Иосиф избежал Твоею помощью рук блудницы, как бы зубов неукротимого зверя, – тот Иосиф, о коем отец плача говорил: «Лютый зверь съел сына моего» (Быт. 37:33). Ибо во­истину жена Пентефриева, как лютой зверь, напала на него и как бы львица некая терзала ногтями незлобивого агнца Иосифа, увлекая его на беззаконие (Быт. 39:12). Да и какой может быть лютее зверь, как не диавол и женщина? Есте­с­т­венное плотское похотение возбуждало юношу Иосифа, а женщина еще более увлекала его игрой глаз, драгоцен­ными одеждами, красотою лица, богатством, властью и льстивыми словами увлекала цело­мудрен­ного юношу в пагубу и смерть. И дивно, что он избег лукавого уловления зверя! Не напрасно отец его сказал: «Благо мне, если сын мой жив есть» (Быт. 45:28), ибо великой и неминуемой избежал он смерти и более лютой, чем когда его хотели убить братья; избежал же он этой смерти Твоею всесильною помощью, о Всесильной Боже! ибо Ты был с ним тогда. И ныне я, Господи, смирен­но умоляю Тебя, дай мне помощь на этих зверей и змей, с которыми меня в одном месте заключил отец. И как спять заколдованные змеи, так да спят во время молитвы моей эти нечестивые девицы, чтобы не могли возбудить в моем юном теле плотского похотения. Помоги мне, Спаситель мой, ибо Тебя Единого знаю истинного Бога, спаса­ю­щего веру­ю­щих в Тебя и пода­ю­щего им Свою непобедимую помощь».

После этой молитвы девицы, запертые вместе с Хрисанфом, впали в такой глубокий сон, что не могли не сами проснуться, ни быть разбужены кем либо, пока не были вынесены из той палаты. Когда же были унесены оттуда, то тотчас же проснулись; вкусив затем пищи, они опять вошли в палату к святому Хрисанфу, и снова впали в тот жё тяжелой сон. И так продолжалось каждой день. Когда об этом рассказали Полемию, отцу Хрисанфа, то он стал рыдать о нем, как о мертвом. Тогда некоторые из друзей сказали Полемию:

– Твой сын научил­ся волшебству от христиан и легко усыпил тех девиц. Но обручи с ним и жени его на образованной и умной девице, и она, хотя бы он и не желал жениться, живя с ним постоянно, приведет его к плотскому совокуплению с собою и отвратит от христиан­ства.

Полемий сказал на это:

– Где же мы найдем столь умную девицу, которая бы могла умягчить сердце ожесточен­ного Хрисанфа, подейство­вать на него увещанием и обратить к нашим законам?

На это род­с­т­вен­ники сказали ему:

– Среди девиц, служащих при храме богини Афины3), есть одна отроковица, по имени Дария; она очень красива лицом, умна, и изучила все книги и всю мудрость риторскую; она уже находит­ся в предбрачном возрасте. Итак поспеши обручить ее своему сыну, пока кто-нибудь другой не взял ее.

Послушав­шись этого совета, Полемий просил сво­их род­с­т­вен­ников, чтобы они пошли к той девице и, рассказав ей об отроке Хрисанфе и о совращении его в христианскую веру, упросили бы девицу ту прельстить его к брачному сожитель­ству с собою и отвратить от христиан­ства. Девица та согласилась на супруже­с­т­во с Хрисанфом и приготовилась к тому, чтобы соблазни­тель­ными речами приклонить к плотской любви своего жениха и привести к поклонению богам римским.

Вслед за этим девица та была с честью приведена в дом Полемия и при естест­венной своей красоте, будучи украшена драгоцен­ными одеждами и убран­ствами, была введена в спальню к святому. Остав­шись там с ним наедине, она всевозможными любезными словами, и различными прельщениями, привлекала к любо­деянию цело­мудрен­ного юношу. Во­ин же Христов Хрисанф пребывал твёрд как адамант, непоколебим как столп и как гора неподвижим, побеждая любо­вью к Богу любо­вь плотскую и знамением креста отражая от себя пущен­ные на него стрелы диавола. Вздохнув глубоко от сердца к Богу и Святого Духа призвав в помощь себе, Хрисанф так сказал девице:

– Прекрасная девица! Если ты только ради кратко­времен­ного сочетания со мной – смертным человеком, так оделась и украсилась и столь сладкие произносишь слова, чтобы отвратить меня от добровольно избранного мной жития, развратить душу мою и отклонить все мысли мои, иною любо­вью одержимого, то насколько больше тебе подобает заботиться, чтобы у бессмертного Царя Сына Божия ты могла снискать любо­вь; и это для тебя удобо­исполнимо, если ты сама того захочешь. Если ты свою душу вместе с телом тво­им сохранишь в непорочности и как теперь ты украсила тело твое драгоцен­ными нарядами, так и сердце твое украсишь добрыми нравами, то Ангелы тебе будут друзьями, Апостолы – приятелями, мученики – ближними; по их ходатайству Сам Христос тебе будет женихом, и Он приготовит тебе на небе нетлен­ной чертог несравнен­но прекраснее и светлее земного, и даст тебе райское вечное веселие, юность твою сделает бессмертной и назначит тебе приданое в книгах вечной жизни.

Слыша такие слова святого юноши, Дария умилилась и сказала:

– Не плотская какая-либо похоть привела меня к тебе сюда в этом богатом наряде, но любо­вь к тебе и слёзы и просьбы родителя твоего, чтобы я привела тебя к служению нашим богам.

Святой Хрисанф ответил на это:

– Если имеешь на сие какие-либо доводы и ясные указания, посредством коих ты могла бы доказать истин­ность приносимой вами службы богам, то я послушаю тебя и изменю мои мысли. Для общей нашей пользы побеседуем об этом.

– Нет ничего полезнее и потребнее для людей, – сказала Дария, – как почитать богов и наблюдать вниматель­но, чтобы не разгне­вать их, но следует угождать им жертвами, дабы они были нам хранителями.

– О мудрая дева! – ответил ей святой – как могут быть нашими хранителями те боги, которые сами требуют охранения себя, и их охраняют ночью привязанные к ним псы, чтобы они не были украдены ворами? Для сего они и прибивают­ся железными гвоздями и припаивают­ся оловом, чтобы, быв кем либо опрокинуты, не упали на землю и не разбились.

– Если бы невеже­с­т­венной народ мог почитать богов без изваянных кумиров, – сказала Дария – то не следовало бы их изваи­вать и поставлять. Отливают­ся же они из золота, серебра и меди и делают­ся из мрамора и дерева, чтобы люди, видя их очами, знали, кого им надо представлять в уме, почитать и бояться.

– Рассмотрим и рассудим – ответил святой Хрисанф – кого изображают сделанные идолы и достойны ли Боже­с­т­венной чести те, идолы которых поставляют­ся? Не может быть назван Богом тот, кто не имеет всей святости и праведности и Боже­с­т­венной славы. Какую же имеет святость и праведность и божествен­ную славу ваш серпоносец Крон, которой поедал сво­их же детей, как о том писали его же почитатели? Или что ты найдешь достойного похвалы и в самом Зевсе, которой сколько дней прожил, столько и беззаконий, прелюбо­действ и убийств совершил: гонитель своего отца, губитель сво­их детей, прелюбо­действовав­ший с чужими женами, быв­ший мужем своей сестры, мучитель царства, изобретатель волшебства, посредник смертей и виновный в стольких беззакониях и сквернах, о которых и слышать невозможно, – настолько были бесстыдны и нечисты дела его. Не­ужели ты веруешь, что такой нечестивый человек может быть богом? А что он был имен­но таков, то об этом свидетель­ствуют ваши же писатели, которые писали, что нечестивые люди богами называли храбрых на войне царей, в свое время умерших. Скажи мне, какая была добродетель в вашем боге Зевсе, которой до самой смерти своей был врагом всякой чистоты и честности, ибо и сам чрез похищение отрока Ганимида осквернил воздух, а также и землю осквернил, насиловав сестер сво­их. И в Эрмее вашем что находишь Боже­с­т­венного, голова которого подобна некоему крылатому чудовищу. Он посредством волшебства находил скрытое в земле золото, колдовством же и жезлом волшебным обезвреживал яд змииный; делал же он это при помощи бесов, которым он ежедневно приносил в жертву кабана или петуха. Какая же была святость и в Геркулесе, которой утомил­ся, убивая сво­их соседей и сам – по Божию мановению – ввергся в огонь и сгорел окаянный вместе с палкой, которую носил и с кожею? Что доброго найдешь и в Аполлоне, или в тайных жертвоприношениях Бахуса, в пьян­ствах и невоздержании? Вспомним и богиню Иру, сестру и жену Зевса, безумную Палладу, бесстыдную Венеру, ссорящихся между собою, ревну­ю­щие одну к другой, гнева­ю­щихся одна на другую, спорящих каждая о своей красоте и требу­ю­щих суда пастушьего. Всех этих, не имев­ших ни Божественности, ни святости и праведности, кто сочтет достойными Божественной чести? А о прочих меньших богах и говорить не подобает, ибо главные боги как голова, за которой должны последо­вать прочие члены. И которой из них должен быть почитаем за бога или богиню, когда Крон, Зевс и Венера, которые считают­ся нечестивыми людьми за больших из богов, не суть на самом деле боги? Итак, если ваши боги презрен­ны и суетны, то тем более достойны презрения те, кто почитает их за богов.

Дария, вниматель­но выслушав слова Хрисанфа, сказала:

– Если сказание наших поэтов безрассудны, то обратимся к философам, которые по­учают отрекаться от всякого злонравия и держаться добродетели. Они, рассказывая в сво­их сочинениях об образовании мира, объясняют следу­ю­щим образом имена богов. Под Кроном они разумеют время, всё поеда­ю­щее и в ничто обраща­ю­щее, под Зевсом же – зной, под Ирою – воздух, под Афродитою – огонь, под Посейдоном – море, под Церерой –землю, а под другими божескими именами – остальные стихии.

На это Хрисанф сказал:

– Обыкновен­но делают подобие того, что не всегда может быть, но что исчезает со временем; земля же всегда существует, а равно и море и огонь всегда существуют и всеми наблюдают­ся, также и воздух. И зачем узаконено эти стихии почитать как богов в идолах, имеющих подобие людей, и сотворен­ных руками человеческими – я не знаю и не понимаю? И зачем символы стихий вы почитаете в человекоподобных изваяниях, а не почитаете самые те стихии? Почему вы не покланяетесь земле, воздуху и морю? Найдет­ся ли такой князь или царь, которой бы велел себя презирать, а подобию его, сделанному кем либо, покланяться? А так как нет такого царя или князя, то следует сказать, по­истине, что вы под теми образами изображаете не стихии и не богов, но смертных людей.

Дария сказала:

– Твои доказатель­ства, Хрисанф, подтверждают мою мысль: изваянных идолов почитают люди простые, невежды, мы же почитаем те самые вещи, изображение которых поставлены.

– Если ты свое учение хочешь утверждать нашими доказатель­ствами, – сказал на это Хрисанф, – то приведем в пример всех людей, почита­ю­щих стихии: если они почитают землю, то пусть почитают ее достойно, как свою богиню, а бесчестие не должны ей наносить, пусть не пашут ее, не копают и не обрабатывают ее другим каким-либо образом; пусть земля будет свободна от возделывание и обработки. Кто же не исповедует землю богиней, тот – если он земледелец – пусть возделывает ее плугом и заступом, не воздавая ей никакой Боже­с­т­венной чести. И посмотри, у кого плодоноснее поле и сады? кто не возделывает земли и не копает её и почитает ее как богиню? или кто без всякого почитания возделывает ее и обрабатывает? Если же земля по истине – как вы говорите – есть богиня, то она должна вам, как поклонникам сво­им, пода­вать всякие плоды без вашего труда, не будучи вспахиваема, обрабатываема и засеваема. Также, если море есть бог, то плавай по нему без весла, пусть оно доставит тебя, куда ты хочешь; точно также, если ты желаешь иметь рыб, то не лови их и не трудись, но покланяйся морю, как богу, и молитвою испрашивай их у него. И об остальных стихиях ты должна разуметь, что они не знают сво­их поклонников, ибо не имеют ни души, ни разума, но по Божию повелению служат для нужд человека; и земля по повелению Создателя своего, будучи напоя­ема и лучами солнечными согреваема, прозябает семена, про­израстает насаждение и в свое время дает плоды. Посему подобает почитать Единого Бога Творца, все это создав­шего, устро­ившего и подав­шего нам для жизни, а не те сотворен­ные им стихии. Ведь и учащиеся в школах дети воздают честь не книжкам, дощечкам и хартиям, но учителям сво­им; точно также и больной, будучи вылечен и сделан здоровым, воздает благодарность за свое исцеление не лекарству, но врачу, которой сделал его здоровым».

После того как Хрисанф сказал это и многое другое, Дария уверовала во Единого Истинного Бога, Господа нашего Иисуса Христа, и тогда они оба согласились с Хрисанфом жить в безбрачии, под видом супружества, сохраняя в непорочности свое девство и пребывая в страхе Господнем. С этого времени Полемий, отец Хрисанфа, предоставил ему полную свободу ради мнимого его супружества, ибо он был очень рад женитьбе сына, так как не знал сохраня­емой между новобрачными тайны. Точно также он предоставил сыну в его владение всё свое имуще­с­т­во, как своему един­ствен­ному наследнику. В скором времени Полемий умер, ибо Бог так устро­ил, чтобы святая дво­ица – Хрисанф и Дария, проводящие в девстве свое супруже­с­т­во, могли свободнее Ему служить.

Когда, таким образом, Хрисанф стал вполне свободен в своей жизни, то он крестил свою супругу, деву Дарию, и она вскоре изучила всё Боже­с­т­венное Писание и все книги христианские, и стала святою по своей жизни и совершен­ной рабой и невестой Христовой. И не только о своем спасении заботились Хрисанф и Дария, но и о спасении других, ибо он обращал ко Христу многих мужей, и увещевал юношей к провождению дев­с­т­вен­ного жития, а она уневестила Христу множе­с­т­во жен и дев. И живя каждый в особо устроен­ных на подобие монастырей домах, они имели каждый свое собрание дев­с­т­вен­ников: Хрисанф -юношей, презрев­ших все удоволь­ствие сего мира и обещав­ших чистое житие Богу, а Дария – девиц, уневестив­шихся Христу.

По проше­с­т­вии нескольких лет, когда собрание Хрисанфа и Дарии весьма увеличились в Риме, внезапно поднял­ся мятеж и волнение в городе. Народ, пришедши к епарху Келерину, клеветал на святых Хрисанфа и Дарию. Мужья кричали:

– Мы потеряли жен наших!

А юноши взывали:

– Мы потеряли из-за Дарии обручен­ных нам невест!

Также и жены кричали:

– Мы лишились наших мужей!

Девиды же взывали:

– Мы лишились обручен­ных нам женихов из-за Хрисанфа!

Весь же народ взывал, говоря:

– Как будут рождаться дети, если отвергает­ся супруже­с­т­во? Прекратит­ся род человеческий, если, следуя учению Хрисанфа и Дарии и волшебной их хитрости, мужчины будут удаляться от женщин.

Тогда епарх повелел взять Хрисанфа и Дарию и предать их различным мучениям, если они не принесут богам жертвы. Хрисанфа он отдал некоему тривуну, по имени Клавдию, а тривун передал его сво­им во­инам, сказав им при этом:

– Ведите его за город к капищу Зевса и если он там не захочет поклониться непобедимому Геркулесу, то мучьте его различно, до тех пор, пока он не покорит­ся и не принесет жертвы.

Во­ины, взяв Хрисанфа, связали его без мило­сердие крепкими воловьими жилами, и затянули их так сильно, что они касались костей мученика; однако узы эти тотчас разорвались и при этом столь внезапно, что нельзя было и глазом этого усмотреть; всё это сделалось скорее, чем можно было бы про­изнести слово. Долго трудились во­ины, связывая Хрисанфа; ничего не достигнув, они пришли в ярость и посадили его в тёмную и смрадную пещеру; наложив­ши оковы на него и заковав­ши в железные цепи, они ругались над ним и подвергали его различным укоризнам; но оковы те, как прах, рассыпались. Кроме этого они поливали также его различными нечистотами, говоря:

– Твои волшебства и чародеяния не помогут тебе здесь!

Но внезапно смрад от этих нечистот превратил­ся в благовоние. Вслед за этим во­ины закололи телёнка, содрали с него кожу и этой еще сырой кожей обернули мученика по голому телу и поставили его на солнечный зной; но и от этого мучения святой не испытал никакого зла. После этого его снова заковали в железные вериги и ввергли в темницу, но и вериги те внезапно сломались, а в темнице воссиял свет, как бы от многих горящих свечей. Обо всем про­исшедшем во­ины рассказали своему трибуну Елавдию. Клавдий, пришел к темнице и увидев там свет, повелел привести к себе святого мученика Хрисанфа и сказал ему:

– Какою волшебною силою ты про­изводишь такие чудеса? Многих волхвов и чародеев я усмирил и не нашел в них такой силы. А так как я вижу, что ты муж славный и мудрый, то я ничего иного от тебя не требую, как только того, чтобы ты оставил дерзновен­ное христианское учение, из-за которого про­исходят в римском народе смуты и волнение; итак, поступи; как приличествует твоему про­исхождению и принеси всемогущим богам достойные жертвы.

Святой Хрисанф ответил ему:

– Если бы в тебе была хотя малая искра премудрости, то ты легко познал, что не волшебная хитрость, но Боже­с­т­венная сила помогает мне и укрепляет меня. Но ты смотришь на меня одинаково, как и на тво­их богов, очами, помрачен­ными неразумием.

Ибо если бы глаза твои смотрели правильно, то ты увидел бы, что твои боги не видят; и если бы твои уши услышали истину, то ты узнал бы, что твои боги не слышат голоса взыва­ю­щих к ним; и если бы ты обладал здравым разумом, то ты уразумел бы, что твои боги ничего внутри себя не имеют, кроме праха, персти и олова.

Тогда Клавдий тривун повелел привязать мученика к дереву и бить его суковатой палкой; но в руках бив­ших мученика палки были твёрды и тяжелы, а на теле святого мягки, как прутья; видя это, тривун повелел прекратить бить Хрисанфа и, отвязав от дерева, надел на него одежды его и, обратив­шись к во­инам, сказал:

– По­истине, здесь действует не человеческая какая-либо волшебная хитрость, но Сама Боже­с­т­венная сила. Ибо и крепкие узы от воловьих жил сами распались, и сломились оковы, а дерево на ногах его сделалось как пыль; и сырая кожа, надетая на нем, будучи весь день на солнце, не высохла и тяжкие оковы разрешились невидимой силой и сломались, и мрачная темница осветилась великим светом и палка тяжелая прикасаясь к его телу, делает­ся мягкою, как прут. Итак, видя в нем явно действу­ю­щую Боже­с­т­венную силу, припадем все к ногам сего человека Божия, и испросим прощение во всех злобах и мучениях, нанесен­ных ему нами. Будем умолять его, чтобы он примирил нас с сво­им всесильным Богом, Которой творит такие чудеса, Который делает Сво­их рабов столь сильными и непобедимыми во всяких напастях, – как мы и сами видим: ибо вот этот страдалец, раб Его, как нас победил, так победит и наших князей и царей и посрамит непреодолимою в нем силою небесного Бога.

Сказав это, Клавдий со всеми во­инами припал к ногам святого Хрисанфа и сказал:

-«По­истине мы познали, что твой Бог есть истинной Бог; посему мы умоля­ем тебя, чтобы ты обратил нас к Нему и сделал нас рабами Его».

Святой же сказал им на это:

– Если вы хотите придти к моему Богу, то не ногами, а сердцем приходите к Нему, ибо Бог бывает близок к тому, кто ищет Его сердцем и верою.

И долго затем святой Хрисанф беседовал с ними об истинном Боге; после этой беседы тривун Клавдий и жена его Илария и два сына его Иасон и Мавр уверовали в Бога; уверовали также и все сродники, друзья и весь дом их; уверовали и все во­ины со всеми домашними сво­ими, – и все вместе приняли святое крещение. И все они по­учались непрестанно у Хрисанфа, слушая усердно его речи о Господе Иисусе Христе и все за Него желали пострадать.

В то время в Риме царствовал Нумериан. Когда до него дошел слух об обращении ко Христу тривуна Елавдия и его крещении со всем сво­им семейством и с во­инами, то он повелел утопить в море Клавдия, привязав­ши ему на шею камень; а всех во­инов и обо­их сыновей Клавдия повелел усекнуть мечом. На месте кончины святых Христовых мучеников находилась заброшен­ная пещера, где прежде погребали умерших; очистив эту пещеру, христиане взяли ночью тела святых мучеников и положили в той пещере. К этой пещере, к мощам святых мучеников часто приходила жена Клавдиева Илария и молилась там на месте усечения сво­их сыновей. Однажды, когда она молилась на том месте, то была захвачена язычниками, которые повлекли и ее на истязание. Она же умоляла их, говоря:

– Оставьте меня докончить мою молитву, а потом ведите, куда знаете.

Когда во­ины затем немного освободили Иларию, она преклонила колена на землю, воздела руки горе, глаза возвела на небо и сказала:

– Владыка, Господи Иисусе Христе, Которого я исповедую от всего сердца моего! Всели меня вместе с сыновьями мо­ими, которых Ты позвал на страдальческий подвиг за Тебя, и они положили сво­и души за Тебя, своего Господа.

Так помолив­шись, она предала дух свой Богу. во­ины, взявшие Иларию, видя, что она умерла, умилились сердцем и оставив около неё двух её рабынь, быв­ших с нею, ушли. Рабыни же, взявши тело своей госпожи, погребли его с честью при той ветхой пещере, в которой были положены святые мученики.